Зато сейчас читается как детектив. Вот посмотрите сами. Начинается мировая война. Все нормальные люди готовятся защищать своё отечество. И только Ленин, находясь в курортном местечке Австро-Венгрии и потрахивая, периодически наезжающую Инессу Арманд, мечтает, о поражении России в этой войне.
Пребывание Заграничного бюро ЦК РСДРП и Ленина в Галиции в условиях быстро надвигавшейся империалистической войны было небезопасно. С началом войны русские эмигранты могли быть интернированы австрийскими властями как граждане враждебного государства. Надо было перебираться в нейтральную страну.
Но отъезд из Галиции означал отдаление от России, от назревавшей революции.
Атмосфера в Европе становилась все более напряженной. Ультиматум Австро-Венгрии, направленный сербскому правительству, предвещал начало войны. Отдыхающие и туристы, прибывшие из Королевства Польского, торопились переехать границу, пока она еще не была закрыта. В срочном порядке выезжали за пределы Австро-Венгрии многие российские политические эмигранты.
Ленин не торопился с отъездом. Его спокойствие и выдержка особенно выделялись на фоне общего смятения и растерянности. Он продолжал вести большую подготовительную работу в связи с предстоящим конгрессом II Интернационала и съездом партии.
В. И. Ленин предлагал написать статью «Революция и война». Ее план был составлен после начала войны Австро-Венгрии против Сербии, но еще до превращения ее в общеевропейскую. В первой части статьи он намеревался сопоставить обстановку, сложившуюся в России в июле 1914 г., с обстановкой начала 1905 г. Если в январе 1905 г. рабочие вышли с хоругвями и их вел Гапон, если они были ограничены в своих целях и полны наивного доверия к царю, то в июле 1914 г. они начали с баррикад, их возглавляли социал-демократические организации, они выступали за демократическую республику, конфискацию помещичьих земель, за 8-часовой рабочий день, были готовы к упорной борьбе.
Далее Ленин предполагал разъяснить значение лозунга стачки и вооруженного восстания, раскрыть неизбежность того, что война Австрии с Сербией приведет к европейской войне, осветить вопросы борьбы с милитаризмом, империализмом и войной. «Лучшая война с войной: революция»5, — записал Ленин, ориентируя рабочий класс только на революционный выход из империалистической войны.
Между тем 1 августа 1914 г. Германия объявила войну России. Мировая война, которую империалисты готовили многие годы, началась.
[Spoiler (click to open)]
Вопреки своим клятвам, обещаниям и обязательствам французские, бельгийские и другие социалисты стали на сторону своих правительств, изменили рабочему классу, пролетарскому интернационализму. Ленин с особым напряжением ждал, какую же позицию займет немецкая социал-демократия, крупнейшая партия II Интернационала, всегда высказывавшаяся против войны.
Связи с Россией были полностью прерваны. Заграничное бюро ЦК РСДРП надо было переводить в другое место.
Владимир Ильич ясно предвидел ход событий. Он разъяснял нам:
— Если сравнительно небольшая война с Японией, происходившая на Дальнем Востоке, так всколыхнула массы, то нынешняя война, гораздо более серьезная, к тому же ведущаяся ближе к жизненным центрам России, не может не привести к революции»8.
Но в новых условиях сделать что-либо для революции в России Ленин, находясь в Поронине, уже не мог. Дальнейшее его пребывание на территории Галиции становилось не только бесполезным, но и опасным.
Тем временем австрийские власти с помощью реакционного духовенства и различных националистических элементов развернули бешеную клеветническую кампанию против русских, особенно против политических эмигрантов.
С большим вниманием следил Ленин за сообщениями печати о настроениях рабочих воюющих стран. С особым нетерпением он ожидал известия о назначенном на 4 августа заседании немецкого рейхстага, которому предстояло обсудить военный бюджет. На этом заседании должна была определиться позиция германских социал-демократов.
С. Багоцкий пишет, что утром 5 августа он направился на поронинский вокзал к первому поезду за свежими краковскими газетами. В них сообщалось, что военный бюджет в Германии принят рейхстагом единогласно, то есть и голосами социал-демократов.
— Это конец II Интернационала, — произнес он и добавил: — С сегодняшнего дня я перестаю быть социал-демократом и становлюсь коммунистом.
Мы не придали значения этой вырвавшейся у него фразе. Потом стало ясно, что уже тогда В. И. Ленин стал вынашивать мысль о III, Коммунистическом Интернационале.
...Со свойственной ему решимостью в важных, принципиальных вопросах Владимир Ильич не поколебался пойти против общепризнанных авторитетов международного социалистического движения и провозгласить революционный призыв к беспощадной борьбе рабочих всех воюющих стран против их правительств, за превращение войны империалистической в войну гражданскую»12.
Следующий день принес еще одно роковое известие: 6 августа Австро-Венгрия объявила войну России.
7 августа жандармский вахмистр Л. Матыщук произвел обыск у Ульяновых в Белом Дунайце в доме Терезы Скупень. Власти Поронина решили, что настало время арестовать Ленина. Непосредственным предлогом для проведения обыска и ареста послужил донос Виктории Була, местной жительницы, помогавшей Н. К. Крупской вести домашнее хозяйство.
Вместе с Лениным Ганецкий пошел на почту. В телеграмме директору полиции города Кракова Ленин писал: «Здешняя полиция подозревает меня в шпионаже... Я эмигрант, социал-демократ. Прошу телеграфировать Поронин и старосте Новый Тарг во избежание недоразумений»17.
Ганецкий тогда же послал телеграмму З. Мареку, который в 1912 г. содействовал переезду Ленина из Парижа в Краков. В адвокатской конторе Марека, депутата галицийского сейма, В. И. Ленину приходилось уже бывать по различным делам.
Возвратившись из Закопане в Поронин, Владимир Ильич обошел всех товарищей, чтобы предупредить их о происшедшем и обсудить дальнейшие шаги. «Мы с Ильичем просидели всю ночь, не могли заснуть, больно было тревожно»18, — вспоминает Н. К. Крупская.
К шести часам утра 26 июля (8 августа) Владимир Ильич был на поронинском вокзале, а часом позже в сопровождении поронинского жандарма препровожден в Новый Тарг, где его тотчас же арестовали и отправили в местную тюрьму. Основанием для ареста послужил рапорт жандармского поста в Поронине. В рапорте сообщалось, что Ульяновых посещает много русских. Хотя, указывалось в рапорте, ни одно из опрошенных лиц не подтвердило «шпионских» действий подозреваемого и хотя вся его деятельность не является вредной для государства, но так как он связан с русскими и среди них могут быть всякие индивидуумы, то жандармский пост считает нужным препроводить Ульянова старосте. В старостве на рапорте жандармского поста была сделана приписка, что Ульянов предается суду по подозрению в шпионаже.
В условиях военного времени такое обвинение, при всей его нелепости и фантастичности, могло привести к быстрому и трагическому концу. Об опасности, нависшей над Лениным, говорит тот факт, что ответ директора полиции Кракова на телеграмму Ленина и ходатайство З. Марека не возымели никакого действия. В ответе из Кракова в адрес поста жандармерии в Поронине, очевидно, направленном и старосте в Новый Тарг, указывалось, что против Ульянова не имеется каких-либо оснований к обвинению в шпионаже19. Телеграмма в защиту Ленина поступила также от З. Марека. Он и в дальнейшем продолжал добиваться освобождения В. И. Ленина. Через Марека действовали А. Барский, М. Кошутская, Г. Валецкий и другие деятели СДКПиЛ и ППС-левицы, которым, как русским подданным, нельзя было открыто и непосредственно обращаться к австрийским властям.
В, И. Ленин постепенно освоился и приходил на свидания с Надеждой Константиновной все более спокойным и оживленным. Он верил в быстрое свое освобождение. В тюремной камере, по ночам, когда засыпало население тюрьмы, он «обдумывал, что сейчас должна делать партия, какие шаги надо предпринять для того, чтобы превратить разразившуюся мировую войну в мировую схватку пролетариата с буржуазией»24.
Положение, однако, становилось все более тревожным. Каждый день можно было ожидать, что Ленин будет затребован из тюрьмы Нового Тарга военными властями.
9 августа, с большим трудом получив разрешение, в Краков отправился Ганецкий. Два дня он ходил по всевозможным учреждениям и бесчисленным канцеляриям, добиваясь освобождения Ленина. Из Кракова он дал телеграмму лидеру австрийской социал-демократии В. Адлеру, члену МСБ, депутату рейхсрата. Адлер уже знал об аресте и начал добиваться освобождения Ленина25. Все возможное для оказания помощи Ленину делал Длуский: он писал письма, вел различные переговоры.
Весьма энергично в защиту Ленина выступил выдающийся поэт Ян Каспрович. Отдыхая в Поронине, он познакомился с Лениным и проникся к нему большим уважением. Когда к Каспровичу в Поронин приехал Длуский и попросил его поехать вместе в Новый Тарг к старосте, тот без раздумья согласился и пытался помочь освобождению Ленина.
Благодаря усилиям Я. Ганецкого, С. Багоцкого, Б. Вигилева и других широкие круги польской прогрессивной интеллигенции Галиции выступили в защиту Ленина27.
Но добиться освобождения Владимира Ильича оказалось нелегко: дело было уже передано в военный суд.
29 июля (И августа), после возвращения Ганецкого из Кракова, Крупская обратилась с подробным письмом к Адлеру, прося его оказать помощь Ленину28. 14 августа Надежда Константиновна направила написанное на польском языке письмо во Львов депутату австрийского рейхсрата, деятелю Социально-демократической партии Галиции и Силезии Герману Диаманду. Сообщив, что в защиту Ленина уже выступили депутат Марек, дирекция краковской полиции, доктор Длуский и поэт Оркан, Крупская просила его предпринять все возможное в защиту Ленина.
Для Диаманда была ясна степень угрожавшей Владимиру Ильичу опасности. Ленина он знал как вождя революционной части российской социал-демократии, как многолетнего представителя РСДРП в МСБ, куда сам Диаманд входил в качестве представителя СДПГиС и ППС. В ноябре 1913 г. Ленин через Ганецкого предлагал Диаманду встречу в связи с предстоявшим заседанием МСБ, встреча эта, видимо, не состоялась.
Через несколько дней Диаманд был уже в Вене, где вместе с престарелым лидером австрийской социал-демократии В. Адлером предпринял весьма решительные действия. К Адлеру Н. К. Крупская обратилась 14 августа с телеграммой29. Телеграмму и письмо Адлеру с просьбой помочь освобождению Ленина послал также Феликс Кон30. В Вену обращались З. Марек, Г. Валецкий, депутат К. Ангермаи и другие. Марек говорил об аресте Ленина с Дашиньским, приезжал в Новый Тарг, телеграфировал Адлеру...
Адлер и Диаманд, стремясь добиться скорейшего освобождения В. И. Ленина, просили о вмешательстве австрийского премьер-министра графа Штюрга, обращались в министерство внутренних дел. 16 августа они были приняты начальником канцелярии министерства31. Адлер сообщил ему, что арестованный — виднейший вождь русских рабочих, убежденный противник царизма.
В министерстве внутренних дел внимательно отнеслись к аргументам Адлера. Ведь во всех воюющих странах правящие классы рассчитывали в начале войны на то, что у противной стороны все готово к революции. Расчет на революцию в России был одним из элементов «стратегических» построений части правящих кругов австрийской монархии. О готовности дать сведения в пользу Ленина министерство внутренних дел уведомил и И. Дашиньский32. Занятый формированием польских добровольческих легионов, выступивших под командованием Пилсудского на стороне Австро-Венгрии, Дашиньский находился в постоянном контакте с военными властями и пользовался доверием венской администрации.
Из министерства внутренних дел 17 августа была направлена телеграмма департаменту полиции в Кракове. В ней говорилось, что депутаты Адлер и Диаманд сообщили в министерство, что арестованный Ульянов является решительным противником царизма и посвятил свою жизнь борьбе против него. Адлер и Диаманд ручаются, что Ульянов не является шпионом, а своей борьбой против царизма он завоевал европейскую известность. «Представляется, — указывалось в конце телеграммы, — что доктор Адлер и доктор Диаманд говорят правду».
На следующий день, 18 (5) августа, военная комендатура Кракова прекратила дело против Ульянова, поскольку не обнаружено оснований для предания его суду33. Тогда же военный прокурор в Кракове отдал распоряжение в Новый Тарг о немедленном освобождении Ульянова. 6(19) августа Ленина освободили.
Двенадцатидневное заключение в австрийской тюрьме на польской земле закончилось для Ленина благополучно в силу ряда обстоятельств. Решающим и основным явилась его безупречная репутация, непреклонная и последовательная борьба против самодержавия, завоеванный им огромный авторитет мыслителя и борца, отдавшего все силы, знания, жизнь делу освобождения угнетенных. Нет ничего удивительного, что на помощь Ленину пришли все его товарищи по партии, находившиеся тогда в Поронине, Закопане, Кракове, все деятели польской социал-демократии, а также ППС-левицы. Уважение к Ленину как противнику царизма, как борцу за социальное и национальное освобождение всех угнетенных было столь значительно, что в его защиту выступили даже деятели, стоявшие на противоположных ему позициях социал-патриотизма и оппортунизма.
Выйдя из тюрьмы, Владимир Ильич, не дожидаясь поезда, на крестьянской подводе выехал вместе с Надеждой Константиновной в Белый Дунаец.
В. И. Ленин сердечно поблагодарил всех, кто содействовал его освобождению. Он письменно выразил признательность Адлеру и Диаманду37, посетил Каспровича, Длуского и некоторых других лиц, побывал у закопанского художника Я. Скотницкого, учившегося в свое время в Академии художеств в Петербурге и участвовавшего по просьбе Б. Вигилева в кампании за освобождение Ленина.
Точная дата выезда Ленина с семьей из Кракова в Вену для получения документов, дающих право на переезд в нейтральную Швейцарию, пока не установлена. Но известно, что 1 сентября (19 августа) 1914 г. Ленину в Вене было выдано удостоверение на право проезда в Швейцарию.
Как один из лидеров Социально-демократической партии Галиции и Силезии, Марек был тесно связан с газетой «Напшуд». 30(17) августа 1914 г. в ней появилась корреспонденция-интервью, опубликованная под названием «О русской революции».
Заголовок не мог не привлечь к себе внимания: ведь в первый месяц войны, когда шовинистический угар еще владел немалой частью населения России, а царская армия развивала успешные военные действия, сама мысль о революции в России многим казалась нереальной, во всяком случае весьма отдаленной.
Репортер газеты «Напшуд» представил своего собеседника как вождя наиболее влиятельного и революционного направления в российской социал-демократии большевиков. Он заявил корреспонденту, что хотя и отрезан от России и в настоящее время не имеет связи с большевистскими организациями страны, но хорошо знает о революционных настроениях трудящихся масс. Он убежден, что они ответят на войну революционным взрывом, однако революция произойдет несколько позднее. Призванные в армию рабочие должны иметь время, чтобы установить контакты с крестьянами, одетыми в солдатские шинели39.
Каждое слово интервью свидетельствует об абсолютной убежденности в том, что Россия приближается к новой революции, и в ней решающую роль будет играть рабочий класс в союзе с крестьянством. Война открывает возможность создания такого союза и в армии.
Возможно, что при записи беседы корреспондент воспроизвел что-то не вполне точно. Однако революционный оптимизм своего собеседника, его неукротимую энергию, глубину анализа расстановки классовых сил, руководящую роль партии большевиков в грядущей революции сумел передать достаточно точно.
29 августа Владимир Ильич получил в полицейском управлении удостоверение на право покупки трех билетов до Вены; оттуда Ульяновы предполагали выехать в Швейцарию.
Так окончились для Ленина годы, проведенные в Кракове и Белом Дунайце. В августе 1914 г. Владимир Ильич и Надежда Константиновна навсегда оставили польскую землю. Их путь лежал в нейтральную Швейцарию.
Как замечательно! Вокруг войны. А он из одного курорта, на другой курорт. И всё о России думает. Как бы её не стало.
Источник: http://leninism.su/biography/4315-v-krakovskoj-emigratsii.html?start=18
![[reposted post]](https://www.livejournal.com/img/icon_repost.png?v=20498 "[reposted post]"){kind=icon}
